Охваченный чувством покоя, воодушевленный туманным сном, Шусти некоторое время не понимал, что его встряхивают. Неохотно открыл глаза и увидел костлявую угрюмую морду и рычащую пасть Разорвяка.

— О нет, ты еще ничего. Вот этому, другому, довольно круто, — проскрипел Коготь, указывая на Грозу Тараканов. — Вставай, дай-ка я на тебя посмотрю.

Разорвяк бегло осмотрел Шустрика от носа до хвоста. Оглянулся через плечо и повернулся к малышу с кислой мордой:

— Растерзяк приказывает следить за тобой в оба глаза. Весь Холм так и гудит, потому что вошел кто-то, кого совсем не ждали. Круто сожалею об этой глупой мррязи, когда они наложат на нее когти.

С видом тупого удовольствия от возможной судьбы незваного гостя Разорвяк устроился на полу пещеры. Шуст, хоть и закрыл глаза снова, уже потерял свое ободряющее сновидение. Он смутно расслышал, как по туннелям мимо его тюрьмы прошло множество существ.

Хвосттрубой непонимающе смотрел на Лапохвата.

— Что? — чуть слышно спросил он.

— Один новичок из наших хочет с тобой поговорить. Не расспрашивай меня, — сказал Лапохват, качая головой. — Сразу за входом в туннель.

Лапохват пробрался к своему спальному месту. Фритти, потягиваясь, ощутил боль в плече и слабое голодное покалывание в брюхе. Шагая со всей осторожностью, на какую только были способны его усталые лапы, он пробрался сквозь хаос спящих, постанывающих тел. Почти прямо перед большой тюремной пещерой, прижавшись к стене возле входа в туннель, свернулся небольшой серый кот. Подходя к нему, Фритти слышал, какая суматоха происходила в верхних ярусах. Небольшой кот, казалось, дрожал.

— Мягкого мяса, — с чуть заметным дружелюбием сказал новичку Фритти. — Я Хвосттрубой. Я слышал, что ты…

Он прервал себя на полуслове, дергая усами. Даже во тьме этот новый кот выглядел очень знакомо.

— Мимолетка! — выдохнул он. Голова у него закружилась. Неужели она пробыла тут все время, работая в Холме? Да вправду ли это она?

— Тише! — раздалось шипение фелы. Все еще потрясенный, он обнюхал ее нос, бока. Мимолетка! Пока он, как во сне, принюхивался, она шлепнула его лапой по носу. Словно смущенный котенок, он встал на дыбы, дико поглядывая по сторонам. Никто из заключенных не обратил на них ни малейшего внимания. Несмотря на это, он пригнулся к Мимолетке так близко, что усы их смешались, и принялся рьяно умывать ее. С языком, полным шерсти, он тихонько спросил:

— Как ты пробралась сюда?

— Я прорылась в один из туннелей, — ответила она. Хоть и хладнокровно ответила — бока у нее тяжело ходили.

«Это наверняка было для нее ужасно, — подумал он. — Затеряться в этом месте, отыскивая одного кота среди бесчисленного множества других…» — Но как, во имя Мурклы, ты нашла меня? — спросил он, все еще умывая ее.

— Как я… что? Нашла тебя? Я и сама не знаю, Хвосттрубой, знаю только, что нашла. Не могу я прямо сейчас все объяснить… Я даже и думать не могу… Да прекратишь ты это когда-нибудь? — Она ощетинилась, и он бросил очищать ее шубку. — У нас нет времени! — продолжала она. — Нам надо выбраться отсюда, — по-моему, они меня ищут. — Она поднялась, лапы ее чуть-чуть дрожали. Хвосттрубой не возражал, тоже поднялся.

— Мы не можем уйти без Шустрика, — сказал он. Внезапно он ни с того ни с сего подумал о Мягколапке, предмете своих поисков, ради которой он так давно покинул Стену Сборищ. А что если и она тоже где-то здесь? Жива ли она? Он подумал о мерзком троне Живоглота и почувствовал себя маленьким и беспомощным.

— Ты знаешь, где его держат? — спросила Мимолетка. Он повернулся к ней. Она была измучена, он — тоже.

— Шусти? — переспросил он. — Нет, я не видел его с тех пор, как нас разлучили. — Он опасливо взглянул в проход.

— Тогда боюсь, у нас нет времени искать его, — спокойно сказала серая фела. — Нам повезет, если мы сами-то удерем. — Она двинулась к проходу.

Хвосттрубой возмутился:

— Но мы не можем попросту бросить его! Я привел его сюда! Он всего только котенок!

Мимолетка оглянулась на него и проворчала:

— Хвосттрубой! Не будь глупцом! Это может отнять у нас много дней. Мы выберемся отсюда и предупредим Племя Перводомья — иначе будет для всех нас слишком поздно! Если мы вернемся с подмогой, то принесем ему больше пользы, чем если сами будем схвачены и убиты. Нужно сказать Сквозьзабору и другим! Идем сейчас же!

Фритти пытался было возразить, но понял, что не сможет объяснить ей всю правду: о Живоглоте, или о Клыкостражах, или о лигах и лигах туннелей, кишевших жуткими подземными тварями.

Мимолетка, впрочем, и не остановилась, чтобы выслушать. Она кралась по наклонному туннелю, к мерцающему болезненному свету и грубым голосам. Фритти последовал за ней.

Холм ожил от прилива деятельности. Когтестражи сбивались в группы, совещались, тупо рыча, потом разбегались в разные стороны, чтобы рыскать по туннелям и свирепствовать в тюремных пещерах. Когда Хвосттрубой и Мимолетка добрались до главного коридора за пределами хода. Когти ввалились в обширную пещеру, примыкавшую к той, которую они только что покинули. В туннель, где они стояли, долетело эхо яростного рычания и слабых криков боли. Они пустились бежать, стараясь держаться в глубокой тени поближе к стене коридора. Миновав несколько тюремных пещер, нашли явно заброшенный, темный и пахнущий плесенью туннель — метнулись в него. Шум позади немного утих, и они несколько мгновений постояли, пока Мимолетка пыталась сориентироваться. Закрыв глаза, она подчинилась велениям инстинкта, восстанавливая памятью ощущений путь к входному отверстию. После мгновенного раздумья повела вниз по туннелю.

Они держались подальше от оживленных ходов, предпочитая ответвления туннелей, ниши и незаконченные проходы. То входя, то выходя, они шли, винтообразно поднимаясь к поверхности, к месту спасения.

Несколько раз их чуть не поймали. Один раз, услышав звук приближающихся шагов, они втиснулась в неглубокий недорытый туннель и стояли там, замерев от страха, удерживая дыхание, покуда двое Когтестражей обсуждали, не укрылись ли они здесь. Когда твари наконец порешили: навряд ли — и умчались, Фритти долго еще ловил ртом воздух.

Наконец они вступили на последний крутой подъем, ведущий к Мимолеткиному входу. Завернув за угол, обнаружили: в туннеле совершенно темно. Тихо двигаясь вперед, вдруг уловили отблеск звездного света — выход наружу в дальнем конце коридора. Фритти так долго не видел неба, что чуть не одурел от восторга. Несмотря на гнетущую влажную жару Холма, от холодного дуновения у него выгнулся хребет и ходуном заходил хвост. Он радостно рванулся вперед; на миг ему померещилось, что под ногами у него снова трава, а мех ерошит холодный ветер. Он услышал: Мимолетка мягко, но настойчиво окликнула его по имени. Но оставил ее зов без внимания.

Звездный свет исчез.

Что-то разом ударило его, схватив, как раз когда он совершенно ни о чем не подозревал. Предостерегающий зов Мимолетки стал воем ужаса. Кто-то навалился на него сверху — какое-то лязгающее, кусающее существо.

— Чернорыл! Не упуссти другого! — резко завопил голос из тьмы, и он услышал, как снова закричала Мимолетка. Существо, навалившееся на него, тянулось острыми зубами к его глотке, и когда он отчаянно изогнулся, то ощутил — под его когтями извивается бесшерстная шкура. Клыкостраж! Он изо всех сил старался вырваться из объятий этого чудовища и ухитрился на миг вонзить свои собственные зубы в его плоть. Напавший вознаградил его шипящим визгом боли. Он вскинул задние ноги и услышал: тот теряет дыхание. В этот миг передышки он вырвался и бросился туда, откуда в последний раз слышал крик Мимолетки. Глаза его наконец приспособились к полной тьме; он заметил другую фигуру и поднялся на дыбы как раз вовремя, чтобы избежать страшного удара, от которого все же завертелся волчком. Остановился он, лишь рухнув у скрюченного тела Мимолетки.

— Вислобрюх! Помоги Чернорылу сс заключенными!

Фритти сумел теперь различить обладателя голоса — его растянутое бесшерстное тело скорчилось под той дырой, что могла бы стать их выходом к спасению. Безглазая голова монстра одобрительно закивала.